Вепрь-2 - Страница 7

— Да-а, задал ты нам задачку. Нет, чтобы татем оказаться, сейчас как положено стрельнули бы и вся недолга, а теперь разбираться надо.

— Ага, да еще и в начале патрулирования.

— А ты почем знаешь, что в начале?

— Утро, и от града не долече, так чего тут думать-то.

— И то, верно. Ладно, садись на свою конягу и поехали на съезжую, пусть там разбираются кто ты есть, — вообще-то назвать боевого коня, конягой драгуну не пристало, ну да Бог с ним.

— А чего вы всполошились, донес кто? — Когда они уже неспешно пылили по дороге, спросил Виктор.

— Не. То мы выстрелы услыхали. Ты прости меня мил человек, коли обижу, но личико у тебя распанахано любо дорого, вот так взглянешь, и сразу казнь на лобном месте мерещится.

— Гадаешь не тать ли я часом?

— Было поначалу, пока вплотную не подошел. С ожогом не понятно, но сабельный удар от работы заплечных дел мастера я отличу.

— С ожогом тоже все просто. Я владел постоялым двором на полпути от Звонграда до Обережной. Места знакомые? Вижу, что знакомые. Так вот когда гульды пришли, мое подворье и пожгли, а семью извели.

— Ладно, чего время-то терять. Дорогу-то знаешь? — Ни с того, ни с сего, вдруг произнес капрал.

— Это куда?

— А куда те надо. В общем, не маленький, сам разберешься, а нам службу справлять надо. Бывай.

Старший патруля осадил коня, развернулся и порысил в противоположную сторону, взмахом велев остальным двигать за ним. Драгуны молча выполнили приказ, правда на лицах застыло недоумение.

— Ворон, а что это было? — Не выдержав спросил капрала, один из солдат, по виду отслуживший ничуть не меньше его самого.

— Ить мы же вместе были в гостях у Крюкова, когда он с войны возвернулся и застолье открыл.

— Знамо дело вместях. Славно погуляли, — довольно улыбнулся драгун.

— А помнишь, что он сказывал про осаду крепости? Помнишь как он поминал о трактирщике, который устроил гульдам кровавую баню.

— Дак, что-то такое припоминаю. Больно много выпито было.

— Стало быть, про то, что того трактирщика поуродовали до звериного обличия ты не помнишь.

— А вот про какого-то урода с пожженным лицом, помню.

— Ну, слава тебе Отец небесный, хоть что-то помнишь.

— Погоди, так ты думаешь…

— А чего тут думать, сабельный удар ты сам видел и то, что рана та не застарелая видно даже нашему молодняку и на ожоге кожа еще розовая. Да и тать иначе себя вести станет. Так что все одно к одному.

Опять златые церковные купала, опять над землей плывет малиновый звон, какого во всей Брячиславии нипочем не услышишь, даже столица уступит в этом Звонграду. Кто знает, может мастера были особенно искусными, а может место это особо располагало к благозвучию церковных звонниц, да только нигде более не слышится эта мелодия так, как в этом месте. Люди доходившие до столицы Сальджукской империи, откуда пошла новая вера, утверждали, что и та уступит первенство по сути небольшому славенскому граду. Ну, это правда смотря с чем сравнивать, как с империей, так да, а как со славенскими княжествами, так и не малый вовсе получается, а нечто среднее.

Виктор и сам не понял, в какой момент Звонград для него стал родным. Вот подъехал к нему и словно воздух изменился, даже себя поедом грызть позабыл, а уж с чувством вины, за погибших на постоялом дворе он и спать ложился и рассвет встречал, потому как когда бы не лег, просыпался еще затемно. Но вот здесь на время отпустило, впрочем, как только звон оборвался, так и черные мысли вернулись. Слишком долго он отсутствовал, за это время можно было гульдам пустить кровушку и не раз. Но ничего, чай не прохлаждался, готовился к предстоящему.

Оно можно было и не заворачивать в град, да только решил отчего-то побывать в таверне где раньше Голуба обреталась, где они впервые встретились. Виктор и не думал, что она успела для него стать чем-то большим, чем просто матерью его дочери, ведь в сердце всегда жила молодая и разбитная Смеяна, но вот странное дело, после случившегося жену он вспоминал часто, не чаще чем дочь, но все же, а вот боярышню, раз два и обчелся. Даже сейчас вспомнил как-то вскользь. Может права людская молва, с глаз долой из сердца вон. А как же Голуба? Дак и тут молва в сторонке не осталась, имея не ценим, потерявши плачем. Нет, все же никакие постулаты, даже веры, не сравнятся с молвой народной, потому как все это вымучено и выстрадано, и цена за то уплачена не малая, жизни человеческие, а может это все же от Бога, ведь кто отмеряет нам чашу страданий…

Так, стоп. Страдалец. Чего сопли развел, словно бразильском сериале. В монахи, грехи замаливать один черт не пойдешь, эвон оружием обзавелся, так просто, ради веселья. Ты мстить собрался, а раз так, то нечего из себя разыгрывать рыцаря печального образа или ярого поборника веры, коя учит прощать врагов своих. Так что же, в трактир не ехать? А вот в трактир нужно, хотя бы потому что снеди у тебя нет никакой, все вышло.

Кислый запах выпивки, квашеной капусты и давно немытых тел завсегдатаев, дело к вечеру, так что подтягиваются страдальцы, несут заработанные за день копейки, как заработаны, то вопрос иной. Кто-то находит какой приработок, кому-то улыбнулся Авось и удалось облегчить какого ротозея, от коего этот капризный старинный бог отвернулся, кто-то надавил на жалость, и люди поделились с увечным или обездоленным, не имеет значения, здесь они все честно платят, потому как все то серебро куда-то нужно девать, а по большому, все ради вот таких посиделок и делается. Ить тут можно не только набить брюхо вполне вкусной едой, но еще и отдохнуть телом, коему кроме выпивки потребно еще кое-что, например, баба. Все это тут найдется. Кстати, покойная жена Виктора как раз отсюда и была и занималась тут тем самым непотребством… Ну, да не о том речь.