Вепрь-2 - Страница 76

— Любима того, кто видел?

— Никто не видел, воевода, ни его ни трупы татей, все надежно укрыто, я твоим именем прикрываясь никого не допустил осматривать волокуши, от греха подальше.

— А вот это ты добре сделал, — а вот теперь азарт в глазах.

Что же понять человека можно. Ему поди купцы уж плешь проели, мол что же это деется, пошлину с торгового люда взимаете, а порядку на дорогах никакого. Выть вы ребятки СЕЙЧАС начнете, потому как если воевода с умом то дело раскрутит, то не миновать вам подъема пошлин, причем власть проследит, чтобы на рынке цены не взлетели, дабы народ не огорчать. А то как же! Сами ноете, а сами с татями дела имеете. Может все и иначе будет, но Виктору отчего-то виделся именно этот вариант.

— Кто был тот мужичок.

— Не ведаю, воевода. Убег он сразу.

— От тебя?

— И на старуху бывает проруха.

— Гхм. Когда Любима спеленали?

— Уж больше суток.

— Э-эх, порушил ты мне все веселье, скоморох.

— Дак не ведал я, воевода батюшка, — только смирение, ну его расстраивать Смолина, а на будущее, лучше бы вообще держаться от таких дел вдалеке. Времени стало жалко и понапрасну колесить по лесам не хотелось, а результат, едва на недовольство местной администрации не нарвался.

— Ладно, не серчаю, — вид довольный как у кота, что крынку сметаны умял, тайком от хозяев. Нет, точно достали его купцы до самой печенки. — Двигай в кремль и никого, слышишь, никого к своим волокушам не допускай, моим именем и не допускай. Я скоренько.

Скоренько. Скоренько не то слово, потому как не прошло и получаса, как кремль загудел как растревоженный улей, не весь понятное дело, а только острог. Среди стражников был объявлен сбор, воевода сопровождаемый дьяком и подьячим, лично спустился в подвал для производства дознания.

Виктора понятное дело туда никто не приглашал, забрали все вещдоки, оружие в них не входило, как-никак трофеи, дело святое, после чего отправили восвояси. Ясно, что не обратно в Обережную, а на постоялый двор, где им надлежало находиться до дальнейших распоряжений.

Уже ближе к полуночи Виктора разыскал стражник и велел прибыть в острог. Делать нечего, собрался со всей поспешностью, а как иначе, ведь сам полковой воевода от праздничного стола оторвался. Улицы все утопают в ночи, попадаются только редкие патрули, да группки прохожих, числом не меньше трех, опасно ночью по граду в одиночку, несмотря на то, что в сравнении с иными, Звонград считается вполне себе тихим, но все в этом мире относительно.

А вот острог гудел как растревоженный улей и в воеводском доме свет в окошках горит. Это что же воевода настолько окунулся в это дело, что до сих пор тут и мало того, делами занимается? Виктор ясно видел, как один стражник взбежал на крыльцо, а другой выбежал из дома с какими-то бумагами и направился в острог. Чего это он такого нарыл, что все дыбом стоят.

Опросный лист Виктора записывал лично подьячий, тот самый ушлый мужик с умным взглядом, что так расстраивался заступничеством воеводы за Виктора, когда тот порешил в переулке трех татей. После того как была заполнена шапка, этот умник уставился на Волкова внимательным взглядом, словно рентгеновскими лучами просвечивал, и начал спрашивать. Вопросы сначала были общего характера, потом уточняющие. Как видно он хотел составить себе общее представление об обстоятельствах дела, и только потом начинать записывать, чтобы не черкать и не переписывать.

— Стало быть незнакомый мужичок тебе весточку кинул, а ты не разобравшись сходу приступил закон, лишив воли того, вина коего доказана не была. А ить в граде исполнение закона лежит на плечах стражи, — понятно, честь мундира отстаивает.

За стенами это одно, но пособник татей жил здесь, на его территории, а за такое попустительство можно и огрести, выходит, Виктор перешел ему дорогу, выведя на чистую воду купца. Это не дело. Мало проблем, так еще и врага наживать. Лишнее это. Но как быть-то?

— Не о своей выгоде пекся, дело делал.

— То что не о своей, то еще выяснить нужно. Ты ить показываешь, что в пещере разбойной не было никакого товара, но могло быть и иначе, ты ведь приехал без двоих человек.

— Ранены они, я их и отправил в Обережную.

— А что их тут не обиходили бы? Получается ранены не так чтобы сильно, коли самих отправил.

— Тутошним коновалам у меня веры нет, а бабка Любава знатная лекарка, чуть не с того света людей вытаскивает. Уж лучше им потерпеть дорогу, да в умелые руки попасть, чем неизвестно к кому.

— А может они с товаром отправились, да не в Обережную, а скажем на постоялый двор у Приютного, а то и вовсе остались там же у пещеры, добро стречь.

— А ты пленных поспрашай про товар, они тебе обскажут, сколько и чего там было.

— А нет среди них атамана, убили его. Вот вызнал ты все и убил, а ватажники простые могли и не знать о каком тайнике.

— Ты что, чернильная душа, напраслину на меня возводить удумал? — Вот понимал, что нужно спокойнее, но иди совладай с норовом. Да и то, кто выдержит когда обвиняют не пойми в чем.

— То не напраслина, — и не подумал обижаться дознатчик, — то дума, как оно могло быть. Так например могло быть, что ты получил указания от меня, действовать так-то и так-то.

Ясно. Удачно проведенная операция, ватага истреблена и не просто, перехвачена нить ведущая дальше и выводящая на чистую воду купца, налицо обезвреженный преступный сговор. Как не примазаться к такому. Тут уж не по холке получишь, а совсем даже наоборот. Как же тебе помочь, сука ты такая, чтобы ты мне кровушку не пил?