— Батюшка решил, что достаточно, так что послезавтра на торг выставит. Потом, там ведь не просто подворье, но и холопы в придачу, а их душ сорок, вместе с детьми и стариками, всех накорми и содержи, накладно.
— А что же их отдельно не продали?
— Потому что они как одно проходят. Знаю, что холопы тебе ни к чему, ничего продашь.
Напоминать о том, что казне содержать четыре десятка человек накладным никак не может быть, потому как Истома был весьма богатым купцом, и вся его кубышка, вместе с товаром перешла в эту самую казну, Виктор не стал. Да и смысла не было. Как ни крути, а теперь все это было изъято и холопы содержались за счет града. Не суть, раз уж так, то нужно собираться и валить.
— Людишек-то забирать?
— Забирай. Нечего им тут делать. Не то скоро уж в ножи со стрельцами друг дружку возьмете.
— Не было в том нашей вины, воевода. Ты же ведаешь, что они первые Тихоню тронули.
— Они говорят иначе.
— Я Тихоне верю.
— А я воям.
— Тихоня никого пальцем не тронет первым, но и не попустит никому, а тот стрелец удумал калеку толкнуть, ну и огреб по зубам.
Паренек вообще оказался камнем преткновения. Поначалу воевода как увидел тут же закусил удила, мол только калеки не хватало на службе. Виктор мотивировал тем, что парень не на службе, а просто будет присматривать за хозяйством десятка и заниматься его бытом, казне то не будет стоить ни полушки. Воевода пытался было нажать на то, что простолюдину в воинском стане делать нечего, однако Виктор заметил, что в таком случае отряд будет вынужден выходить в разъезды не в полном составе, потому как имущество оставлять без пригляда не дело. Тяжко было, но уговорил.
Все бы ничего, если бы пару дней назад один много о себе думающий стрелец не толкнул и не уронил паренька в пыль, мол не мешайся под ногами калека. Тот калека недолго думая, поднялся и врезал стрельцу в морду. Хорошо так врезал, того с ног враз сшибло, правда и сам зашелся криком и повалился рядом, растревожил не столь уж и застарелое увечье. Произошло это рядом с подворьем занимаемым десятком, вот парни и подорвались, за своего заступаться услышав его крик, стрельцы видя такое дело тоже подтянулись. Хорошо хоть мимо проходил воевода, пресек все на корню, не дав огню разгореться.
Насилу удалось отстоять Тихоню, коего за малым под суд не отдали. Виктору пришлось идти к стрельцам с беседой. Помогло то, что сирых и убогих у славен всегда жалели и всячески привечали, стрельцу тому после беседы за малым свои же не накостыляли, а потом десятники пошли к сотенному челом бить за паренька. Обошлось, одним словом. Правда, Тихоня только сегодня сумел с трудом подняться с постели, но то на будущее наукой будет, нечего кулаками махать, коли немощен.
Парень в десятке приживался тяжко. Никак не могли ватажники в толк взять, с чего это атаман, притащил его сюда, да еще и содержит, мало того, накупил ему одежонки справной, обул в крепкие сапоги, да еще и пару пистолей выдал, приказав Звану того обучить ими пользоваться. Но постепенно стали замечать, что паренек не брезгует никакой работой и отрабатывает свой хлеб по мере своих возможностей. Одежда стала регулярно стираться, жилье больше не напоминало хлев, а в котле всегда вовремя готова снедь. К тому же новый член команды оказался довольно рукастым и если у кого что нуждалось в починке, сам брал сапог то, кобура, ремень или рубаха, и чинил. Одним словом очень быстро он стал своим, а своих в ватаге в обиду давать было не принято. Окончательно Виктор осознал это только теперь, после происшествия со стрельцами. Вот такие дела, получается, что парни за это время успели по настоящему сдружиться, и это не могло не радовать.
— Ох навязались на мою голову.
Нормально! Выходит, они ему еще и навязались. А кто за горло взял и дохнуть не дал? Но о том уж говорилось, так что вполне может быть и навязались. Ну, уж не по своей воле, это точно.
— Сколь времени дашь, воевода?
— Как управишься, сами вернетесь, знаю, лишнего не погуляете. Да гляди там, как весть какая, так отдельного гонца не жди.
— О том мог бы и не сказывать. Воевода, а как насчет того, чтобы в Гульдию сходить? Ну, понюхать там, что к чему.
— На старое потянуло?
— Стал бы я в самую распутицу на большую дорогу идти, что же я совсем без князя в голове. Но тут какое дело, за распутицей снег выпадет, а там глядишь и погодка установится, Турань встанет под крепким льдом…
— Ох и хочется тебе, чтобы гульды войной пошли, аж руки иззуделись.
— Крови хочется, не скрою, только не о том дума. Коли опять внезапно обрушатся, то опять деревеньки заполыхают.
— Вот по снегу в Гульдию и пойдете, а до того Фрязию пошерстите. Добрые соседи, это хорошо, но приглядеть не помешает.
Им собраться, только подпоясаться. Не прошло и часа, как десяток верхами выметнулся с подворья и умчался за ворота. Подумаешь дождик моросит, он сейчас почитай и не прекращается, то хмарит, то льет, то вот так моросит, солнышко стыдливо появится на часок другой и тут же уходит за очередную тучу. Бабье лето уж позади, теперь на смену этим холодным дождям в одночасье снег придет, зима уже чувствуется во всем, воздух особенным зимним духом пропитался, словно уже ударил легкий морозец.
С подворьем получилось все в точности как и в свое время с постоялым двором. Покосились, на бывшего скомороха, не без того, подворье у Истомы большое, крепкое, опять же холопов целая прорва, да почитай все в торговом деле не новички, переучивать не нужно, один и вовсе лавкой ведал, пока хозяин иными делами или в поездках пробавлялся. Недовольных много, но никто даже косого взгляда не допустил, как видно хвоста нынче купцам подкрутили крепко. Виктор вообще подозревал, что не обратись он к воеводе, тот сам предложил бы такое, уж больно хотелось ему видать еще разок надавить на самолюбие торгашеского племени.